Окольцованные злом - Страница 21

Сейчас же из-за стволов персей вылетела колесница, и могучий маджай в железной броне, привезенной из дальних северных стран, уже через минуту низко склонился перед фараоном:

— Повелевай, владыка обеих земель!

Это был начальник личной стражи царя, носитель опахала по его правую руку, Тети, возвеличенный из простых сенени за доблесть, трижды помноженную на преданность и готовность выполнить любой приказ.

— Тело сожги, а останки развей. — Фараон мечом указал маджаю на обезображенный труп Гернухора. — Пусть его Ка тысячу лет блуждает без пристанища и жрет пепел со своего кострища! Но прежде сними с его пальца перстень, не касаясь его, и пусть будет передан он служителям Белого дома. Смотри же, исполни все в точности, ибо есть ли такое несчастье, которое не навлечешь тына себя, если посмеешь ослушаться!

— Клянусь ликом твоим, о великий владыка, я сделаю так, как ты велишь. — Маджай низко склонил голову и, развернувшись, отсек мечом руку эфиопа с перстнем. Подхватив обрубок, он ловко накинул на ногу мертвецу ременный аркан, приторочил другой его конец к своей колеснице, и, подняв два облака пыли, владыка Египта и его преданный семер стремительно исчезли вдали…

«Да, совсем ты, братец, пить разучился». С трудом разлепив глаза, Виктор Павлович обнаружил, что уже далеко за полдень. Потянувшись так, что хлипкая гостиничная кровать затрещала, он встал, зевнул и направился по своим утренним делам в «гованну» — совмещенный санузел при апартаментах. Сразу выяснилось, что время удивляться только начинается. Изрезанный накануне палец был цел и невредим, если не считать, конечно, чуть заметного шрама на месте вчерашнего глубокого пореза, зато вот с зеркалом души, с глазами, то есть, имела место быть проблема. Очи ликвидатора были жутко воспалены и гноились.

Кое-как умывшись, он почти на ощупь пробрался в комнату и, к великой радости обнаружив на столе чашку с остатками вчерашнего чая, поставил на глаза примочки. Минут через десять полегчало, теперь пора было приступать к лечению самым кардинальным образом.

«Так, завтрак я, кажется, проспал, придется обедать исключительно за свой счет». Борзый заставил себя сделать получасовой разогрев суставов, слегка потянулся и, прилепив фальшивую растительность, отправился в буфет.

День прошел незаметно, в мелкой будничной суете. Ликвидатор капал в глаза альбуцид, занимался организацией поминального стола и терпеливо выслушивал причитания тети Паши. А когда наступила ночь, ему опять привиделась какая-то галиматья из эпохи Древнего царства. Блистающие в солнечных лучах семицветные пирамиды, верхушки которых покрыты золотом, рыжие пески, величественные храмы и священный Нил с дико воющими в тростниках священными котами.

Утром ни свет ни заря дежурная по коридору — по его же просьбе — подняла его телефонным звонком. Зверски не выспавшийся, Башуров привел себя в профессорский вид, облачился в черный костюм со снежно-белой рубашкой, повязал «селедкой» траурный галстук и, ощущая полное отсутствие аппетита, направился прямиком к лифту. Нажал кнопку вызова и стал ждать, — было слышно, как наверху с шумом кого-то грузили.

Лифт спустился плавно, незаметно, двери кабины со звоночком разъехались в стороны, и Башуров, шагнув внутрь, мгновенно окунулся в густую атмосферу вони. Пахло только что пользованным женским телом и коньячно-пивным перегаром, смешанным с «Мажи Нуар» одесского производства. Не удержавшись, он чихнул.

— Гриппуешь, папаша? — Смазливая, молоденькая совсем проститутка среднего звена пьяно подпирала стенку кабины. — Тебе тоже вниз?

Не дожидаясь ответа, она ткнула длинным черным ногтем в какую-то кнопку, и лифт, бесшумно захлопнув двери, мягко начал опускаться. Однако, проехав совсем немного, он вдруг дернулся, свет в кабине погас, и она неподвижно зависла между этажами.

«Этого еще не хватало». Щелкнув зажигалкой, Виктор Павлович попытался связаться с дежурной, но динамик молчал, на громкие крики, перемежаемые грохотом ударов, тоже никто не реагировал, и единственным живым существом, обратившим внимание на старания ликвидатора, была только шкура попутчица.

— Попали мы с тобой, папаша. — Проститутка хихикнула и закурила, атмосфера в кабине сделалась совершенно невыносимой. Выписывая огоньком сигареты замысловатые восьмерки, служительница Эроса придвинулась к Башурову поближе. — Непруха, бля. Вечером вчера «субботник» отработала, а на ночь двух черножопых мне устроили. Я ж им русским языком, блядь, в жопу не даю! Козлы! Гориллы ебаные! — Она вдруг легко, как большинство пьяных женщин, пустила слезу. — Я ж теперь срать неделю не смогу! Да еще на халяву… Ну чего ты, папаша, засох? — Башуров вдруг почувствовал, как женские пальцы профессионально ухватили его за ягодицу. — Давай отсосу.

Инстинктивно он отшатнулся, а попутчица равнодушно хмыкнула:

— Че, западло, что ли? Гордый? — и принялась расстегивать молнию на джинсах. — Щас обоссусь, а-а-а…

Раздалось мощное журчание струи, резко запахло аммиаком, и Башуров в бешенстве пнул двери так, что весь лифт заходил ходуном. Ну не ломать же в самом деле потолок и карабкаться вверх по тросу! С профессорскими-то сединами!

Минут через сорок плафоны внезапно вспыхнули. Нажав на кнопку, Виктор Павлович, уже не веря, вдруг почувствовал, как пол начал двигаться вниз, и, когда наконец-то двери лифта распахнулись, он выскочил как ужаленный, даже не взглянув на попутчицу, сладко почивавшую со спущенными штанами в луже собственной мочи.